Сэм Шилдс: Эти долгие два года
Тайленол действовал дерьмово. Одна из январских ночей 2017-го, на часах – три утра. Дату я уже и не помню. В то время я пережил много таких плохих ночей, но эта была худшей. Я не мог спать. Порой казалось, будто мой мозг то сдавливало, то он наоборот пытался как будто выпрыгнуть из моей черепной коробки. Что-то типа того. Я крутился в собственной кровати, изгибая тело то в одну, то в другую сторону, пытаясь унять пульсацию в моей голове. Я помню, что в следующие мгновение лежал, свернувшись как младенец, калачиком, трясясь и плача. Предыдущие пару месяцев я провёл, буквально живя в темноте, внутри своего дома в Сарасоте, во Флориде, с плотно зашторенными окнами, потому что я не мог выносить дневного света. Все вещи в доме, которые могли излучать яркий свет, были отключены. Я мог смотреть на экран своего телефона буквально несколько секунд и совсем забыл, каково это смотреть телевизор. Я пробовал слушать музыку, но звук приносил тот же эффект. Я даже попытался убрать басы. Я перешёл исключительно на дискантовый звук, и все равно не мог его выносить. Пробовали ли вы когда-нибудь сидеть в полной тишине и темноте неделями, когда ваш разум может только воспринимать то, что само приходит в голову? Поверьте, в голову лезет одно дерьмо. Я думал о том, что возможно, такой теперь будет вся моя жизнь. Это было. Я, в темноте, запертый внутри моей собственной головы… навсегда. Единственное, о чём я не думал совершенно, был футбол. На самом деле, забудьте, я думал о футболе. Я думал: Пошёл н…й футбол! Мне было плевать на него. Единственное, что я хотел сделать, всего лишь привести свою голову в порядок. Но я не мог. Стрелки показывали три часа утра, я скрутился в своей кровати и плакал. Мне была нужна помощь. Мне нужно было лекарство. Мне нужен был Бог. Мне нужна была мама. Это забавно. Не важно кто ты или сколько тебе лет. Даже когда ты уже старый хрен при деньгах, при детях и всей остальной взрослой фигне… Иногда тебе нужна твоя мама. Она жила на той же улице, и вот я уже ей звоню. Я только помню, как пытался простонать в телефон. «Черт, пусть это прекратится… пожалуйста, помоги мне… пожалуйста, приезжай, мам!». «Я еду, сынок». Это все, что она сказала. Пять минут спустя она была со мной. Сидела на моей кровати и гладила мой лоб, как будто я был маленьким ребёнком, приговаривала, что все будет хорошо. Она спросила, хочу ли я принять ещё тайленола. На что я ответил, что уже принял, но он не давал никакого эффекта. Она просто пошла на кухню и приготовила мне немного супа… Потому что это ведь мама, верно? Мамы вечно думают, что суп может вылечить от чего угодно на свете. Но суп не помог. Ничего не помогло. Ничто не могло остановить эту пульсацию. Я знал это. Все, что я мог сделать, это ждать. Оно пройдёт само. Я надеялся. ** ** ** Люди продолжают спрашивать меня, – почему? Почему я вернулся? После пяти сотрясений и двух полностью пропущенных сезонов, оказавшись в одиночестве в полной темноте, осознавая, что всего лишь один удар может отправить меня обратно. Зачем рисковать? Зачем возвращаться? Ну, во-первых, я много играл и участвовал в силовой игре, и все было круто. Я и далее планирую, чтобы все оставалось в порядке. Постучите по дереву. Но причина, по которой я вернулся это… Любовь, мужик. Любовь к этой игре. Я понимаю, что некоторым людям тяжело это понять, потому что… это просто игра. И я полагаю, лучший способ, которым я могу все объяснить, это попросить вас представить что-то, что вы безумно любите. Что-то, ради чего вы живете. Что-то, на самом деле важное. Что-то, что является вашей сущностью. Что-то, что помогает вам чувствовать себя сильным. Что-то, что делает вас особенным. Что-то, что заставляет вас чувствовать себя живым. Я знаю, что в жизни каждого есть что-то такое, и вы пожертвуете всем ради него. У каждого есть своя любимая хреновина. Футбол – моя любимая хреновина. Поэтому я и вернулся. Закончить то, что я начал. С того места, где я покинул поле на первой неделе сезона 2016-го года. Когда я сделал хит на Ти Джей Йелдоне и увидел свет. Я пролежал на газоне всего одну секунду и честно говоря, когда я поднялся, то чувствовал себя достаточно хорошо. Меня немного покачивало, но в целом я держался уверенно. Тренерский персонал все равно настоял на том, чтобы меня осмотрели.
Тогда на бровке ещё не устанавливали эти небольшие синие палатки, поэтому меня отвели в раздевалку, чтобы провести осмотр. Я ушёл с поля и исчез в темноте подтрибунного туннеля, все ещё чувствуя себя нормально. Затем я вышел из темноты туннеля в освещённую комнату… и вот тогда все разом свалилось на меня. Это была мгновенная головная боль. Видимо адреналин прошёл, потому что внезапно, я почувствовал сильнейшую пульсацию, как будто гигантское сердце билось внутри моей головы. Зрение то тускнело, то снова обретало яркость вместе с продолжающейся пульсацией в голове. Как будто я оказался в комнате с мигающей лампой. Мужик, ужас охватил меня целиком. У меня и до этого были сотрясения, но я никогда не чувствовал ничего подобного. Я сел на тренировочный стол и закрыл глаза, так сильно, как только мог. Обхватил голову руками и стал растирать и массировать, пытаясь унять боль. А потом я заплакал… заплакал как маленький ребёнок. Я бросил взгляд на персонал, в котором ясно читалось: «Что за фигня со мной происходит?» Следующие несколько недель моя голова постоянно болела. Я не мог есть. Я не мог спать. Мне приходилось вызывать персонал посреди ночи и попросить их привезти мне лекарства. Они наведывались ко мне и следили за моим состоянием. Иногда они проводили со мной небольшие тесты: показывали всякие фигуры, типа треугольников и тому подобного, потом мы переключались на другие задания. Когда мы заканчивали, меня просили вернуться к первому заданию и назвать фигуру, которую мне показывали в самом начале. Я не мог. Они продолжали проводить тесты. Снова и снова. Но я всё не мог вспомнить ни одной грёбанной фигуры! Однажды, это так меня взбесило, что я, не закончив тесты, встал и отправился домой. И просидел весь день, один, в темноте. Спустя примерно месяц Пэкерс поместили меня в список травмированных. Я почувствовал, что мне нужно выбраться из Грин Бэй. Поэтому я поехал домой в Сарасоту, чтобы быть со своей семьёй и тремя дочерями. Но стало только хуже. Я не могу вспомнить, сколько ночей я лежал один дома в темноте, плача в своей постели, а моя голова просто разрывалась. Мне казалось, это никогда не закончится. Такой была моя жизнь в течение трёх месяцев. Были хорошие дни, были и плохие. Но та январская ночь, когда мне пришлось звонить маме, была худшей из всех. Я был на дне. Спустя пару недель после этого события, я сидел у себя в доме в темноте, за окном был полдень. Раздался звонок, это был мой агент. Пэкерз отчислили меня. Кажется, я был не прав. Вот теперь я был на дне. ** ** ** Я буду честен с вами: когда Пэкерз отчислил меня, это было больно. Несмотря на то, что я уже практически распрощался с футболом и понимал, что их решение чистый бизнес, я все равно был жутко расстроен. Понимаете, мне казалось, что они не дали мне шанса. Вначале они помещают меня в список травмированных, потом от них нет никаких вестей, до тех пор, пока мне не сообщают, что меня отчислили из команды. Да, это было именно так. Тем не менее, я не держу на них зла. Я всегда любил Пэкерз. Они дали мне шанс как незадрафтованному свободному агенту. Они заплатили мне, когда настало время мне платить. Болельщики всегда с сумасшедшим неистовством поддерживали меня, они до сегодняшнего дня любят меня, ну а я в свою очередь люблю всех парней, с которыми играл и людей, которых я встретил в организации. Поэтому тот факт, что они просто взяли и отрезали меня… никак не уложиться у меня в голове. Не, я как бы понимаю. Бизнес есть бизнес, так ведь? Мне просто пришлось не по нраву, как они разобрались с этим делом. 
Каким-то странным способом сокращение стало поворотным моментом в моей жизни. Оно открыло мне глаза на то, что, если я собираюсь поправиться, мне нужно подымать свою задницу и что-то для этого делать, и делать это нужно мне самому. Больше нет никакой команды, которая могла бы мне помочь. Нет тренеров, которым можно позвонить. Есть только я один. И все, что я до этого делал: сидел в темноте и просто ждал пока мне станет лучше, совершенно точно не работало. Я начал проводить свои собственные исследования. Было тяжело, потому что я не мог смотреть на экран телефона или компьютера дольше, чем пару минут. Но через несколько недель я нашёл огромное количество людей, которые испытывали такие же проблемы, как и я. Я познакомился с одной женщиной, которая работала с докторами в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA). У них были одни из лучших программ для лечения последствий сотрясений мозга. Я созвонился с ней и рассказал о своём самочувствии. Она прямо сказала, что я должен как можно скорее приехать к ним. Спустя неделю я уже был в Лос-Анжелесе. Там я провёл целое лето, наблюдаясь у неврологов университета. Я бы хотел объяснить вам все, что они мне рассказали. Я узнал так много. Но самое главное, я узнал, что худшее, что я мог сделать, – это сидеть дома в темноте целыми днями, просто ожидая, пока все пройдёт само по себе. Они сказали мне, что мозг — это точно такой же мускул. Когда случается, что ты потянул подколенное сухожилие или что ещё, тебе конечно же нужно дать ему отдохнуть, но потом тебе нужно его восстанавливать. Необходимо работать над собой. Они заставляли меня делать всякие чудные упражнения, например, просили меня решать математические задачи или отвечать на различные вопросы, одновременно занимаясь на беговой дорожке. Проще говоря, они перетренировали мой мозг на многозадачность. Через какое-то время мне дали тот же тест с фигурами, который я проходил в Грин-Бэй, чтобы оценить мой прогресс. В этот раз я действительно смог вспомнить эту фигню! Это был долгий процесс. У меня были и хорошие и плохие дни. Были ночи, когда я не мог спать из-за мигреней, были ночи, когда я спал прекрасно. С течением времени хороших дней становилось все больше и больше, пока наконец, я не стал чувствовать себя как прежде. В ноябре, после примерно шести проведённых в Калифорнии месяцев, я отправился домой в Сарасоту. Я помню своё возращение. Я приехал домой в полдень, убрал занавески с окон и позволил солнечному свету проникнуть внутрь, впервые за чёрт знает сколько времени. Никакой головной боли. Ничего. Я думал о своих дочерях, что их отец снова к ним вернулся. Думал о своих родителях, которые поддерживали меня, несмотря ни на что. Потом я начал размышлять о футболе. И я подумал: «Может для меня ещё не все окончено». ** ** ** Это видео от 3 января 2018 года. Мой первый день на футбольном поле со времён первой недели сезона 2016 года. Были моменты, когда я думал, что с футболом покончено на 100%. Но я так и не подал никаких официальных бумаг об уходе из футбола, потому что не хотел принимать важное решение, пребывая в том сумасбродном состоянии. Я не хотел, чтобы это решение было продиктовано эмоциями. Я понимаю, что видео выше не выглядит чем-то сверхъестественным… но просто быть на поле, врезаться своими шиповками в газон, двигать своё тело и потеть отчего-то, помимо парализующей мигрени, было уже само по себе прекрасно... Тогда я и понял, что Сэм Шилдс вернётся. Так я снова начал тренировки и сказал своему агенту, сообщить всем об этом. «Я вернуууууулся!», – сказал я ему. «Давай дадим им об этом узнать!». Две команды проявили ко мне интерес: Браунс и Рэмс. Я видел, какого результата добились Рэмс в 2017 году и подумал: «Парень, ты реально можешь быть частью все этого!». Обычно воркаут, на который команды приглашают игроков, занимает всего один день. Ты приезжаешь, проводишь тренировку и их люди звонят твоим, если им все понравилось. Рэмс продержали меня там три или четыре дня. Они провели все возможные тесты, чтобы точно удостовериться, что моя голова в порядке и я достаточно здоров, чтобы играть. Я уже был допущен к игре докторами, но Рэмс все равно провели свою экспертизу. И вот в день моей реальной тренировки на поле, я думал, что может быть придёт пара человек: главный тренер, координатор защиты и тренер дибэков… но там был весь чёртов тренерский штаб! Я спросил одного чувака, почему здесь сегодня так много людей, и он ответил: «Мы все видели, как ты играешь, и нам понравилось. И мы все хотим посмотреть на тебя». Первое упражнение было на отслеживание мяча. Я встал на изготовку, и тренер разыграл мяч, я бежал спиной вперёд сохраняя низкий центр тяжести… потом тренер поднял мяч на уровень плеча, показывая бросок, я повернул бедра, развернулся и побежал. Пока я бежал, услышал, как кто-то кричит: «То, что надо!». Это был тренер Маквей. «Это все, что нам нужно было увидеть», – сказал он. «Нам все понравилось. Позвони своему агенту и скажи, что мы готовы подписать тебя». Я подумал: «Черт, я тоже готов!». Я вернулся на следующий день и встретился с руководством. Все были предельно честны со мной, обсуждая весь процесс. Никто не вешал мне лапшу на уши. Они сразу же сказали, что собираются выменять Акиба Талиба и Маркуса Питерса, чтобы полностью укрепить позицию корнера. Но я-то даже не одевал защиту в течение 16-ти месяцев. Я даже не думал о том, чтобы играть в защите. Я просто хотел попасть на поле в спецкомандах и доказать всем, что я ещё могу играть в футбол. Я сказал им прямо: «Вы дали мне возможность проявить себя, и за это я вам обязан по гроб жизни». И мы заключили сделку.
Я никогда не забуду свой первый тренировочный лагерь в Грин-Бэй в 2010 году. Я был парнем, которого не выбрали на драфте, с опытом игры на позиции корнербэка всего в один год. Я сменил позицию с принимающего перед моим выпускным годом в Майами, и у меня был куча проблем с изучением всех защитных схем. Когда на собраниях меня спрашивали, я не мог ответить на простейшие вопросы о различных вариантах прикрытиях. Тренера даже не давали мне участвовать в командных тренировках, так как я не знал розыгрышей. Однажды ночью, я вернулся после собрания в свою комнату, которую делил с Морганом Бёрнеттом. «Я не могу сделать эту фигню», – сказал ему. «Я просто не могу. Я ухожу». Он ответил: «Не, чувак, ты не сдашься. Ты останешься. Ты сможешь выучить всю эту фигню, а я буду тебя учить». После этого, каждый день Морган оставался допоздна и учил меня. И я не знаю, что он рассказал другим парням, но однажды, во время тренировки я стоял вместе со всеми дибэками: Чарльзом Вудсоном, Трамоном Уильямсом, Джареттом Бушем и другими ветеранами, а они говорили мне «Эй парень, мы все тебя поддерживаем! Ты разберёшься со всем». И они взяли меня под своё крыло. Потом мой тренер секондари, Джо Уитт, подошёл как-то ко мне с какими-то карточками. Он взял колоду маленьких белых карточек, и на каждой из них, с одной стороны нарисовал формацию нападения, а с другой – одибл, который мы должны были вызывать в ответ на эту формацию. И я вас уверяю, эта хренатень сработала. Где-то между этими карточками, тренировками с ветеранами и скрупулёзным изучением плейбука, все начало обретать для меня смысл. Все эти ветераны в Грин-Бэй и мой друг, Джо Витт, … не знаю, смог ли бы я когда-либо заиграть в этой Лиге без их помощи. Они научили мальчишку как играть. Я помню все так чётко, потому что я ощущал, как это быть новичком, учить новую защиту, и как играть с новыми партнёрами, и в спецкомандах, чтобы доказать, что чего-то стоишь. У меня были те же самые чувства, когда я начинал тренировочный лагерь с Рэмс в этом году. Я снова чувствовал себя новичком. Но теперь у меня было преимущество – опыт ветерана. И знаете что? Это было весело. Особенно после всего, через что мне пришлось пройти. Головные боли. Стресс. Разочарование. Все, с чем мне приходилось бороться. Всего было очень много. Все, через что я прошёл, я бы не пожелал и злейшему врагу. Что значит быть здесь и сейчас с этой командой?.. Да я просто счастлив! Честно говоря, эта команда напоминает мне тех Пэкерз, сезона 2010 года. Это была восхитительная команда. У нас был крепкая защита, как раз такая, как теперь в Лос-Анжелесе, и у нас было молниеносное нападение. Конечно, сейчас все немного по-другому. Потому что, тогда в 2010-м, мы просто подлавливали некоторых на ошибках. Теперь Рэмс… мы идём 7-0, и все говорят о нас. Команды выкладываются против нас на полную катушку каждую неделю, пытаясь сбросить нас с нашего пьедестала. И это тоже очень весело. 
Моя цель состояла в том, чтобы попробовать заиграть в спецкомандах и быть готовым, что я могу понадобиться команде в защите. Теперь, после того как Талиб выбыл, я оказался востребованным. Но, честно говоря, я все ещё пытаюсь выйти на свой старый уровень. Это были два долгих года, и я только сейчас начинаю набирать обороты. Я уже очень близок, чтобы пройти этот путь. Именно для этого я и вернулся. Ради этого чувства товарищества и для того, чтобы оказаться в такой команде, как у нас сейчас в Лос-Анжелесе. Ради шанса быть в команде, которая бьётся ради победы каждую неделю. Ради шанса снова вернуться и делать то, что я люблю больше всего на свете. Шанс снова вырваться, чувак. Прямо сейчас я просто оседлал волну. Со всей той подготовкой и всеми теми результатами, что мы выдаём каждое воскресенье… Команда, что есть у нас сейчас? Мне кажется, мы сможем добраться прямиком до Супербоула. Я честно верю в это. Я просто благодарен Богу за то, что являюсь частью всего этого. Благодарен за то, что смог вернуться. Я счастлив, что катаюсь на этой волне. Это прекрасное чувство. Поэтому, я буду просто наслаждаться поездкой! Перевод: Глеб Шипек
