Гений. Как Билл Уолш перевернул мир футбола и создал династию в НФЛ. Глава 21
Блог Game of Endzones продолжает публикацию перевода книги Дэвида Харриса «Гений. Как Билл Уолш перевернул мир футбола и создал династию в НФЛ». Сегодня на очереди двадцать первая глава, из которой мы узнаем об очередном эмоциональном кризисе легендарного тренера; увидим Билла Уолша глазами Ронни Лотта и Джо Монтаны; окунемся в семейные проблемы семьи Уолш.
Глава 21: Переполняющая душу боль
Даже справившись с внутренним кризисом Билл Уолш отмечал, что коллапс «Фотинайнерс» в сезоне 1982 года оставил неизгладимый след в его памяти и стал своеобразным водоразделом в карьере. Помимо прочего, характер взаимоотношений Уолша с игроками команды изменился до неузнаваемости.
«В первые три года работы с командой Билл придерживался личного подхода к каждому футболисту, - вспоминал Рэнди Кросс, - Я думаю, шокирующий опыт 1982 года, когда он не только принял на себя удар от поражений, но и не получил поддержки от нас, повлиял на его отношение к игрокам. Это стал поворотным моментом в карьере Билла. Мы так многого добились в 1981 году, тот успех строился на взаимном доверии. А затем игроки стали злоупотреблять таким отношением тренера, это было неправильно. Такую ошибку Уолш больше не хотел повторить. С этого момента он стал другим».
Многие игроки «Фотинайнерс» разделяли оценку Кросса. Уолш по-прежнему оставался доступным для личного общения, все еще смеялся во время тренировок, мог разыграть фирменную шутку. Однако он больше не позволял игрокам перейти определенную грань в общении, держал их на расстоянии и четко разделял личную и профессиональную жизнь.
Уолш стал рассматривать работу в команде как обычный бизнес и, исходя из этого, расставлял приоритеты.
«Когда мы поднимались со дна лиги, я все время был рядом с игроками, - объяснял Билл, - Но поддерживать такое отношение становилось все сложнее. У меня было много обязанностей и часто приходилось принимать жесткие кадровые решения. Но даже в таким условиях я был ближе к игрокам, чем любой другой тренер лиги».
Как следствие, простые и ясные отношения с игроками неизбежно становились сложными. И характерным примером такого изменения можно считать ситуацию с двумя лучшими игроками тренера – Ронни Лоттом и Джо Монтаной. Оба игрока после завершения карьеры опубликовали мемуары, в которых представили свои отношения с Уолшем далеко не в восторженном тоне.
К 1983 году Лотта уже рассматривали в качестве лидера команды. Ронни умел настроить партнеров на игру не хуже тренеров, сочетал в себе требовательность к каждому игроку с пониманием морального состояния команды. Также он взял на себя роль представителя игроков перед Уолшем и другими сотрудниками офиса «Фотинайнерс». Поэтому Лотт очень расстроился, когда Уолш не вышел на собрание команды после поражения от «Рэмс». В своей книге Ронни описал этот эпизод как «поворотный момент в отношениях с Уолшем».
Его первой мыслью в тот злополучный понедельник было опасение, что с тренером что-то случилось. Однако когда он узнал, что Уолш не появился перед игроками из-за эмоционального срыва и злости на команду, он почувствовал себя разочарованным и оскорбленным.
«Я задавался вопросом – что из себя представляет настоящий Билл Уолш? – вспоминал Лотт, - Большинство моих товарищей тоже хотели это понять. Я всегда считал, что капитан корабля должен быть вместе с командой даже во время шторма или кораблекрушения. Он не должен колебаться. В 1981 году все было замечательно, мы достигли вершины горы под названием НФЛ, а Уолш заслуженно именовался «Гением». Но когда мы проиграли «Рэмс», он не захотел даже увидеть нас… Все, что от него требовалось, это выйти к нам и сказать: «Парни, увидимся в следующем году». Но он не смог сделать это и я начал сомневаться в нем, как в лидере команды. Это сомнение осталось до последних дней моей карьеры»
Также Лотт отмечал, что чувствовал себя неуютно в работе с Уолшем, который стал занимать отстраненную позицию по отношению к игрокам.
«Он проделал фантастическую работу в команде, построил боеспособный коллектив, - продолжал Лотт, - Он контролировал каждый аспект деятельности организации… Билл обладал удивительной способностью разглядеть талант у игроков, показывал тонкое понимание игры линии защиты. Но когда дело дошло до личных отношений, Уолш не смог продолжать отдаваться команде всем сердцем. Он стал расчетливым и начал тщательно контролировать свои эмоции. Нам было нужно его тепло и понимание, которые мы видели в первые годы совместной работы, но Билл спрятал их за суровым внешним образом. Имея множество различных постов в команде, он сделал выбор и отстранился от нас. Игрокам было сложно принять такие перемены… Мы перестали разговаривать в приватной обстановке, все общение свелось к поверхностному обсуждению о настроении игроков или деловых вопросов… Я сожалею, что мы больше никогда не могли посидеть и поговорить о жизни. Мы больше никогда не смеялись вместе».
Тем не менее, ни одно из этих чувств Лотта не повлияло на отношение к игре или на уважение к тренерским навыкам Уолша. Но эмоциональный подтекст, созданный переменой в отношении Уолша к игрокам, еще не раз даст о себе знать в процессе работы с командой.
Джо Монтана никогда не являлся таким прирожденным лидером команды, как Лотт. Вне футбольного поля Монтана выглядел более сдержанным, менее напористым, но он так же был расстроен поступком Уолша и эмоциональным коллапсом главного тренера.
«Почему он просто не пришел на собрание? – жаловался Джо, - Я не могу ответить на этот вопрос, потому что до сих пор не понимаю. Но я скажу вам следующее: когда я думаю о причинах такого поступка Билла, я все еще переживаю. Этот инцидент каждому дал ощущение, что «Фотинайнерс» возвращаются в безвольные времена, когда никого не волнует очередное поражение. Уолш заявил прессе, что игроки не хотят выигрывать так часто, как хочет он. Поверьте, каждый из нас хотел выиграть матч с «Рэмс»; я невероятно хотел победы и Уолш знал это. Однако по ходу сезона он часто повторял, что я слишком увлечен событиями вне поля и не концентрировался на работе квотербека. Это явное двуличие. Футбол всегда стоял для меня на первом месте. Мы все верили в тренера, а он рассказывал журналистам, что его футболисты играют плохо и не стараются выигрывать. Он усугубил ситуацию в межсезонье, долгое время поддерживая слухи о возможном уходе из команды. С нами он на эту тему не разговаривал, мы находились в подвешенном состоянии. Это расстраивало не только меня, но и каждого игрока… Мы понимали, что ему предстоит пережить трудные дни. Команда была готова поддержать тренера, но и Уолшу следовало поддерживать доверительные отношения с игроками».
В случае с Монтаной, период после коллапса 1982 года только усложнил его взаимоотношения с Уолшем. Билл требовал от квотербеков больше, чем от любых других игроков, но ожидания от игры Монтаны были еще выше. Казалось, Уолш никогда не будет удовлетворен результатами Джо. В конечном счете, такое эмоциональное напряжение стало характерным признаком работы Уолша с Монтаной и накладывало отпечаток на моральное состояние всей команды.
«Уолш был требовательным тренером, - вспоминал Кейт Фанхорст, - Он старался найти индивидуальный подход в тренировках для каждого игрока. Он пытался создать систему постоянной мотивации, даже в период между играми. Но от некоторых игроков он ждал особых результатов. Я говорю о таких парнях, как Джо Монтана. После победы в Супербоуле Уолш стал считать Монтану своего рода Мессией и переносил этот подход к работе».
Результатом таких отношений стало то, что Дуайт Кларк описал как «микс любви и ненависти».
«Я уважаю Билла как тренера, - вспоминал Джо, - Но как человек, который полностью отключал личные отношения на поле и вне его, он напрягал меня… Я не мог дать 1000% эффективности, как требовал Билл, и я никогда не получил ни единого слова одобрения за удачный момент в игре».
На футбольном поле напряженные отношения между Уолшем и Монтаной становились видны окружающим. Во время одной из тренировок Монтана покидал поле после неудачного третьего дауна и Билл потребовал от квотербека объяснить, почему он не сделал несколько важных элементов, которые могли решить исход розыгрыша. Джо пробормотал невнятный ответ, прошел мимо, а когда оказался вне пределов слышимости тренера, со всей силы кинул шлем на скамейку и прорычал: «Да пошел ты на…, седоволосый членосос!». Эти слова слышали многие игроки.
Команда не только видела напряженные отношения Уолша и Монтаны, она еще и обсуждала конфликт.
«Мы говорили про Уолша все время, - вспоминал Гай Бенджамин, - И Джо был непреклонен, он откровенно старался унизить тренера. Во время одной из встреч команды, когда Билл увлекся эмоциональной речью, Джо повернулся ко мне и язвительно сказал: «Наш мальчик снова вышел из себя». Он называл Уолша «ослом, тупым ублюдком». Однажды Монтана рассказал, что Билл категорически возражает против участия квотербека в телешоу, потому что боится конкуренции с игроком в средствах массовой информации. Джо часто выходил за рамки приличия, он чувствовал реальную обиду».
К счастью, личные трения не мешали играть в футбол.
«Каждый из них идеально подходил друг другу в игровом процессе, - отмечала группа журналистов из пула «Фотинайнерс», - Система Уолша сделала из Джо великого квотербека, но и сам Монтана делал систему Билла великой. На поле их связь казалась совершенной, но полностью терялась с финальным свистком матча. Они не разговаривали ни о чем, кроме обсуждения игры и плана на предстоящий поединок».
Со своей стороны, Уолш считал такие личные конфликты неизбежной частью тренерской работы.
«Я заботился об игроках ровно в той мере, сколько требовалось для нормальной работы, - объяснял Уолш, - Я не мог постоянно разговаривать по душам с каждым футболистом. Я был тренером этой команды, а не личным психологом».
Кроме проблем в общении с игроками команды, у Билла Уолша одновременно сформировалось два психологических кризиса – профессиональный и личный – которые оказывали на него сильное давление на протяжении всего 1983 года.
Профессиональный кризис был обусловлен общением с прессой. В первые годы работы Уолшу приходилось общаться только с узким кругом журналистов, освещавших события в команде. Он выглядел умным и красноречивым, доходчиво объясняя основные элементы жизни «Фотинайнерс». В сезоне 1982 года состав журналистов, постоянно приходивших на пресс-конференции, включал уже 75 человек, каждый из которых приходил на встречу с острыми и неудобными вопросами.
Уолш чувствовал себя очень уязвимым на таких массовых пресс-конференциях и к 1983 году стал гораздо более расчетливым и осторожным в словах. Он пытался продемонстрировать открытый и дружеский подход, однако дискомфорт тренера становился очевиден каждому присутствующему.
«Работа с прессой всегда являлась важной задачей для меня, - позже объяснял Уолш, - Общение с узким кругом журналистом доставляло мне удовольствие. Но когда количество репортеров увеличивалось в разы, ими овладевало стадное чувство. Они начинали задавать вопросы, не имеющие отношения к моей работе. Тем не менее, я понимал, что они делают свою работу и старался держать себя в руках. Однако тесная связь между нами была потеряна, мы отталкивали друг друга, словно масло и вода. У журналистов пропали остатки лояльности к команде. Многие начали считать, что все лучшее у «Фотинайнерс» осталось в истории. Это напоминало игру в кошки-мышки, некоторые журналисты специально старались вывести меня из равновесия. То, что я обладал умственными способностями и мог уходить от неприятных вопросов, только раззадоривало их. Это было похоже на вечное противостояние охотника и жертвы. Вам может показаться это чрезмерным сравнением, но я не параноик и объективно оценивал происходящее».
На самом деле, во взглядах Уолша был элемент паранойи. Например, он сравнил корпус журналистов Сан-Франциско с оголтелыми изданиями Филадельфии. Это вызывало у прессы смех, ведь они имели опыт работы с гораздо более одиозными газетами страны, которые просто растерзали бы Уолша. Также тренер постоянно припоминал журналистам историю, которую все уже выучили наизусть. По словам Билла, когда в 1981 году команда шла с показателем 1-2, безымянный репортер написал огромную статью из четырех частей, которая предрекала «Фотинайнерс» провал. Уолш любил вспоминать, что в газете успели опубликовать только первую часть статьи, а когда команда начала выигрывать – оставшиеся части так и не увидели свет. Для Уолша этот эпизод стал классическим способом унижения прессы, которая «была готова топить команду без малейшего повода». Однажды терпение журналистов лопнуло и они стали настаивать, чтобы тренер показал им эту статью. Уолш долгое время юлил, сыпал названиями разных газет, но так и не смог представить доказательств ее существования. По сути, эта мифическая статья являлась плодом воображения Уолша.
Уязвимость Уолша от нападок прессы, в некоторой степени, стала результатом гиперчувствительности, присущей тренеру в сложные периоды карьеры. Его желание всегда и везде управлять собой порой играло злую шутку - в столкновении с острыми и циничными журналистами Билл предпочитал замкнуться в себе, чем принять бой и ввязаться в перепалку.
В то же время Уолш утверждал, что никогда не читает статьи, написанные о нем журналистами , однако на самом деле не только прочитывал все заметки, но и принимал близко к сердцу каждое слово. В результате, его отношения с прессой часто накладывались на личную обиду в адрес авторов критических статей.
«На свое первое интервью с Уолшем я отправился с мыслью, что мой собеседник - великий тренер, гений и все такое, - вспоминал один журналист, - Но меня шокировал человек, сидевший передо мной. Он оказался настолько хрупким и ранимым к каждому слову, что мне было просто неудобно задавать ему серьезные вопросы. Порой казалось, что тренер покроется трещинами и разобьется на мелкие осколки от переживаний. Я испытывал мучительное желание подойти и обнять его, чтобы успокоить. Конечно, я должен был выполнить работу и продолжал интервью. Билл раскрывался только при выключенном диктофоне, в остальное время он подбирал слова, словно шел по минному полю. Я закончил интервью словами восхищения от его работы, но на самом деле я был разочарован этим человеком».
Чувство обиды Уолша на прессу находило отражение на собраниях команды.
«Вы знаете, что все газеты Сан-Франциско наслаждаются моментом, когда мы проигрываем, - рассказывал Билл игрокам перед одним из матчей, - Именно такого исхода они ожидают, чтобы стереть нас в порошок».
Подобные заявления часто звучали по ходу сезона. Если «Фотинайнерс» выигрывали, то Уолш ворчал, что журналисты не могут отметить прогресс команды, тогда как поражениям посвящают огромные опусы. Также тренер злорадствовал или делал ехидные намеки в отношении журналистов, которые, по его мнению, ждали только поражений команды и огорчались победам. В такие моменты Уолш представлял из себя мелкого и мстительного интригана, вспоминающего каждое критическое слово предыдущих пресс-конференций.
В любом случае, в оставшиеся годы работы с «Фотинайнерс» Билл тратил слишком много внимания на выяснение отношений с прессой и на ожидание мифического удара в спину от журналистов Сан-Франциско.
Второй психологический кризис, который тратил еще больше сил и энергии Уолша, заключался в семейных проблемах. Во время кризиса, когда средства массовой информации распускали слухи о дальнейшей судьбе тренера, один обозреватель предположил, что ключевым фактором возникшей дилеммы Уолша стали «внутренние семейные трудности». Уолш и его жена Джери, разменяв 29 лет брака, потребовали от журналиста опровержение и получили его, однако ни у кого не вызывало сомнений, что семейные отношения оставались для тренера больным вопросом. В этом смысле мало что изменилось со времен работы Билла в «Рэйдерс» семнадцать лет назад. Он по-прежнему подчеркивал важность участия в воспитании детей, на словах отмечал приоритет семейных ценностей над карьерой, но это оставалось теоретической риторикой. Работа оставалась для Уолша наивысшим приоритетом и любой жизненный выбор он делал, прежде всего, в пользу своей карьеры. Члены семьи Уолша находились на несколько ступенек ниже в его системе жизненных ценностей и платили за это черезчур высокую цену, которую не могла покрыть заработная плата Гения.
Хотя Джери привыкла к длительному отсутствию мужа и всепоглощающему увлечению работой, обстановка дома была далека от комфортной. Даже когда Билл проводил целый день в семье, он был бесполезен в бытовых вопросах. Его навыков едва хватало на то, чтобы вскипятить воду в чайнике. Джери полностью взяла на себя домашние хлопоты, занималась ведением семейных финансов и воспитанием детей. Во время футбольного сезона Уолш был настолько оторван от семьи, что иногда на протяжении двух недель заезжал домой только чтобы переодеться. От усталости Билл нередко терял направление дороги и попадал домой только следуя указателям на трассе. Уолшу нравилось приглашать Джери на ужин в ресторан, тем более, что такой вариант частично избавлял ее от повседневных хлопот. Однако в череде ежедневных тренировок и матчей такие семейные вечера становились исключительной редкостью. И даже за столом в ресторане Джери замечала, как муж уходил в себя, прокручивая в голове план на очередной матч или возвращаясь к моментам прошлой игровой недели.
Однажды, ожидая за столом ресторана официанта с заказом, Джери увидела, как рука Билла неосознанно чертит на салфетке схему очередной комбинации. Но когда муж тоже осознал уход от реальности и остановил руку, Джери спросила: «Эта комбинация сработает?»
Хорошее настроение Джери тоже имело пределы, хотя она старалась не докучать мужу своими проблемами.
«Билл так погружался в работу, что Джери чувствовала себя отодвинутой на второй план, - вспоминал один из друзей семьи Уолш, - В итоге она стала поступать так, чтобы муж был вынужден замечать ее».
Пока семья жила в Цинциннати, Джери получила образование в области дизайна и украшения домов, а в последующие годы периодически подрабатывала по этой специальности. Восхваление заслуг Билла после 1981 года и появление титула «Гений» создало пропасть между супругами и невольно принесло в семью разлад и ссоры.
«Билл часто разговаривал со мной об излишней требовательности жены. По его мнению, она не разделяла всеобщих восторгов относительно успеха тренерской карьеры мужа», - вспоминал один сотрудников офиса «Фотинайнерс».
Долгий и относительно спокойный брак внезапно испытал на себе проверку славой мужа, что вызвало напряжение в семье. По словам того же сотрудника команды, «Биллу была нужна Джери, чтобы соблюсти баланс семьи и карьеры, так как иначе он скатился бы к круглосуточной работе. Он действительно был сильно привязан к ней и добился успеха на благодатной почве ее заботы, любви и верности. Джери заботилась о нем, ей был нужен рядом любящий и надежный человек. Но Уолш все чаще искал дома уединение от рабочей суеты, возможность побыть наедине с самим собой. Это противоречило самой сути семейных отношений. Джери была невероятно сильной личностью, но их супружеская жизнь стремительно пошла под откос».
Помимо прочего, Джери всегда интересовалась работой мужа и достаточно много узнала о профессии тренера. По словам друзей семьи, она "смело и бесстрашно" отвечала на вопросы журналистов относительно работы Билла. Перед сезоном 1983 года представитель журнала Sports Illustrated спросил Джери, что она думает о возможной отставке мужа. Джери ответила решительной улыбкой: "Ну, я уже готова к этому!"
Без сомнения, она хорошо понимала душевные метания Билла и была готова принять любое решение.
Дочь Билла, Элизабет, была еще слишком молода, чтобы задумываться на эту тему, но оба сына - Стив, 27 лет, и Крэйг, 23 года - дали понять, что не видят никакой трагедии и убеждали отца, что провал одного конкретного сезона не нанесет никакого ущерба тренерской репутации. На самом деле, Билл с трудом представлял себя в роли родителя.
"Он никогда не знал, что сказать сыновьям, - отмечал один из друзей тренера, - Стив однажды признался на публике, что у него "весьма посредственный отец", который обожает свою работу, но чувствует себя некомфортно рядом с детьми".
Еще один близкий друг семьи описывал отношения Билла и Стива к 1983 году как "почти полное отчуждение". Первенец Уолша не занимался ни одним видом спорта, покинул дом сразу после окончания школы и нашел свое призвание в качестве корреспондента теле- и радиоканалов. Он старался держаться максимально независимо от отца.
Его брат, Крэйг, учился в университете Дэвиса и вспоминал, что отец не был рядом с ним, когда это было необходимо.
"Он скорее отсутствовал, чем присутствовал в моей жизни. - рассказывал Крэйг, - Это выглядело, словно отец постоянно находился на военных сборах, ожидая начала боевых действий. Нам приходилось бороться за внимание папы. Я мог пересчитать по пальцам моменты, когда мы с отцом просто выходили покидать мяч на улице. Он всегда приходил домой уставшим и на этом наше общение заканчивалось. Я играл в Детской бейсбольной лиге, но он никогда не приходил на мои матчи. Возможно, он посетил несколько футбольных матчей, когда я выступал за команды школы и колледжа. Но я играл в футбол не ради карьеры, а потому что мне это нравилось. Мои друзья считали, что отец работает со мной по индивидуальной программе, дает советы опытного тренера, но ничто не могло быть дальше от истины. Я никогда не слышал ни единого совета от него. По сути, я вообще рос без отца".
Разница между идеальным понятием Уолша о семье и реальным положением дел стала неизбежным спутником жизни Билла, когда ему пришлось в условиях кризиса готовиться к сезону 1983 года. Семейные неурядицы станут источников проблем, дискомфорта и беспокойства на долгие годы. Но в 1983 году этого оказалось явно недостаточно, чтобы Билл Уолш попытался исправить ситуацию.
